Оценивая произошедшие изменения в разрезе формирования механизмов привлечение бенефициаров бизнеса и лиц, оказывающих влияние на принятие управленческих решений, стоит обратить внимание на противоречивый характер таких изменений.
С одной стороны, возможность привлечения бенефициара к субсидиарной ответственности по обязательствам общества прямо противоречит основам корпоративного законодательства. Идентификация и обособление в гражданском обороте в качестве самостоятельных и независимых лиц общества и его участников реализовано, в том числе, через прямое предписание о том, что общество не несет ответственности по обязательствам участника и наоборот, участник не отвечает по обязательствам общества.
С другой стороны, такое регулирование корпоративных правоотношений полностью исключало ответственность бенефициара за деятельность созданного им бизнеса, все ограничивалось только размером уставного капитала. Размер УК абсолютного большинства компаний ограничивался законодательными минимумами, например, 10 000 руб. для ООО. Этот минимум при процедуре банкротства, конечно, не может обеспечить исполнение обязательств компании.
Такое положение вещей создавало почву для злоупотреблений недобросовестными предпринимателями.
Например, в сфере строительства огромное количество банкротства застройщиков, генподрядчиков, корпоративные структуры, которых выступали транзитной платформой нецелевого использования полученных по контрактам средств или их вывода в иностранные юрисдикции. Как результат: сотни, тысячи банкротных процедур, участники которых в лучшем случае получат частичное погашение задолженности. При этом перспектива банкротства бенефициаров не пугала нисколько. В худшем случае они теряли бизнес, который к этому моменту свою задачу уже выполнил, а денежные потоки к тому моменту были переведены в следующее направление,
— отмечает Михаил Краснов.
До реформы привлечение бенефициара к субсидиарной ответственности было, практически, невозможным. Для корректной оценки дореформенной ситуации еще важно учитывать, что процедура банкротства в большинстве случаев не обеспечивала и достижение цели защиты интересов кредиторов. Это связано с особенностями финансирования банкротства, которое по закону осуществляется за счет средств должника. При недостаточности этих самых средств, разницу должен был компенсировать кредитор, инициировавший банкротство. То есть, если банкрот оказался пустышкой, кредитор рисковал не получить из банкротства ни рубля, но при этом оплачивал расходы на зарплату управляющего, текущие расходы на розыск активов, оценку, анализ финансовой отчетности и проведение прочих процедур, необходимых для оценки положения должника. Это и обуславливало относительно небольшое количество банкротств.
Зачастую, если должником выступал не крупный бизнес с активами, находящимися на виду, добросовестные предприниматели отказывались от запуска процедуры банкротства контрагента, опасаясь вместо возврата долга понести дополнительные расходы. Теперь же ситуация изменена в корне за счет возможности привлечь к субсидиарной ответственности бенефициара или управленца, которые осознавая убыточность своей бизнес-модели, не начинали банкротство по собственной инициативе, а продолжая деятельность увеличивали свой долг.
Из отрицательных сторон реформы. Стоит отметить возможность наступления негативных последствий для бенефициара в связи с гибким применением судами действующего налогового законодательства. К сожалению, не редки случаи, когда результатом «нового прочтения» или креативного применения закона судами становится задолженность бизнеса перед бюджетом в десятки, а то и сотни миллионов рублей. Как показывает практика, даже в случаях, когда налогоплательщику удается доказать свою правоту в прокуратуре и суде, бюджет деньги возвращает с трудом.
Например, в рамках дела А40-232515/2017 налогоплательщику вменили недоимку по налогу на имущество организаций, привлекли к ответственности, и лишь после того, как он в рамках отдельного дела признал незаконным применение нормативного правового акта к спорным налоговым правоотношениям, решение инспекции было отменено. Но, даже с учетом признания незаконным НПА ВС РФ предписал все-таки доначислить налогоплательщику налог и штрафы, только уже на основании другого механизма. Таких примеров много.
В контексте банкротства такой своеобразный взгляд (а иногда и пересмотр) судами на положения закона с учетом проведенной реформы способен не только поставить крест на бизнесе, но и лишить его бенефициара личного имущества. Полагаю, что такой специфический подход в правоприменении является следствием внутренней установки органов власти на максимальные сборы денежных средств в бюджет (вне зависимости от их корреляции с законом). С этой точки зрения невозможно судить о том, что служит основанием для признания того или иного механизма, заложенного законом, излишне жестким или ограничивающим деловую активность — ее ограничивает отсутствие действенных инструментов защиты в суде.
Если же оставить в стороне негативные аспекты, сводящиеся к вопросам организации правоприменительной практики у нас в стране, то можно констатировать однозначное положительное влияние реформы на бизнес-среду. В первую очередь, за счет повышения ответственности недобросовестных предпринимателей, а также повышение эффективности процедуры банкротства для достижения целей защиты интересов кредиторов.
Михаил Краснов, партнер, руководитель практики налогового и юридического консультирования Consul Group
Аналитика
Мероприятия